СВЯТО МЕСТО
Свято место пусто не бывает.
По ночам там ветер завывает,
В полдень - ночь кемарит в уголке.
Или забредет какой прохожий,
На простого ангела похожий,
С посохом ореховым в руке.
Снимет он треух пятирублевый,
Огласит молитвою суровой
До камней разграбленный алтарь,
И придут лисица да волчица,
Чтобы той молитве научиться...
- Здравствуй, - он им скажет, -
Божья тварь...
Солнце глянет в черные отверстья,
Голуби, как добрые известья,
Разлетятся в дальние края.
Грянет с неба благовест усталый,
и заплачет ангел запоздалый,
- Здравствуй. - скажет, - Родина моя...
ПОХОДНАЯ ЖИЗНЬ ТРОФИМОВА
Памяти Сережи Евсеева
Болеет сердце. Я здоров, как бык.
Молчит душа, свирепствует свобода.
Я прочитал семьсот священных книг,
когда, как все, вернулся из похода.
А что ждало ушедшего в поход?
Пещера ли без дна? Даль океана?
Зачем вы мне заглядывали в рот,
которым я дышал легко и пьяно?
Не суждено осужденным кричать,
а я иду, во всем подозреваем, -
не стоило, товарищ, руку жать,
ведь мы друзей руками убиваем.
Что ждет тебя-меня, везущих груз
через Баграм, погрязший в мести мерзкой?
Неужто не отметится Союз
за нас, убогих, честью офицерской?
Пока ты, гад, раскуривал косяк
и плакался в жилетку всякой мрази,
наш экипаж клепал отбитый трак
и жизнь свою выталкивал из грязи...
Ну что ж, прости... Тебя не ждет никто.
За перевалом нет библиотеки,
и не спасет тебя стишок Барто
О мячиках, что наполняют реки.
Там ждет тебя, водитель, путь зверей
под перезвон нетронутых копилок.
Тебя спасет начитанный еврей
В ковчеге из прессованных опилок…
Куда бы ты не выполз - быть беде.
Кровь - оправданье, но твоя - едва ли....
И те, что задыхались в БМД,
Не зря тебя так часто поминали.
На черном, знали, черное - видней;
Они теперь белее серафимов.
Куда уполз, как змей, из-под огней
Боец несостоявшийся Трофимов?
Там ждут тебя тюремные клопы
С бойцами вологодского конвоя,
Картины мира на телах толпы,
И шепоток густой заместо воя.
А тот, кто за тебя ушел в поход,
вчера воскрес и найден на покосе;
Живым железо - яблочный компот,
а тот, кто мертв - и не родился вовсе...
Убитым не поможет айкидо,
Живым не быть играющему в прятки.
Хотел быть после, а остался до,
Мечтал в моря, а сел, как все, за взятки….
Все зря... не зря... Весь мир у наших ног,
и боль, и страх, и пьяная отвага,
Всё знать дано... но отличает Бог
кресты от звезд, и грека от варяга.
Что ждет тебя? Кто бил тебя под дых?
Досталась ли тебе любимых жалость?
Немного нас осталось, золотых.
Серебряных - и вовсе не осталось.
ЗАСТЕНОК
За стеной я слышу голоса,
музыку, ходьбу и звон стакана:
светлая, как пиво, полоса
в чьей-то жизни длится без обмана...
Хорошо им там, где нет меня,
весело сдувать пивные пенки,
увели да продали коня,
празднуют, а я томлюсь в застенке...
Взвыла вдруг нежданная гармонь,
топнули едва - и враз затихли.
Видно, водки нет. Пропал огонь,
И свинец застыл в тяжелом тигле.
Зашептали что-то, х.. поймешь,
сразу все, как пиво, потемнело,
Мне плевать, но знаю - шепчут ложь,
делят неприкаянное тело.
Так они в застенке, без меня,
мучатся делением всеобщим;
хорошо, что началась резня,
лишь бы не дошло до поножовщин...
СЕДЬМАЯ
Седьмая жизнь проходит. Жду звонка.
Как страшен этот мир, когда нет Бога,
как ненавистны эти облака
и в никуда ползущая дорога.
Поэзия, как грязь под сапогом,
все чавкает и чавкает, покуда
не назовут идущего врагом
всего живого, в том числе и люда.
Да кто это считает до семи
вон там, в кустах, и слева, б.., и справа?
Я умереть хотел, но здесь, с людьми,
и чтоб вином почудилась отрава.
А эта ночь длиннее жизни всей,
и хлеба нет, и нет вина в достатке;
скрипучий деревянный Колизей
глазеет на земные беспорядки.
Кричат придурки: взять его! ату!
Но ветер все сильней, а час короче;
пока я кровь свою носил во рту,
Бог сотворил поэзию из ночи.
Я ПЬЮ
Я пью за тех, кто нам дырявит лодки,
стоящие у черных берегов.
За женщин, умирающих от водки,
за реки, разводящие врагов.
За эти магазинчики ночные,
за эти фонари без всяких ватт,
за эти наши взгляды ледяные,
за то, что я и в этом виноват.
Я пью за то, чтоб было больше снега,
Чтоб ветер стих, и ночь была легка,
чтоб сам я не остался без ночлега
и не упал спиною в облака;
Я пью за вас, сподвижники и други,
за то, чтоб вас не вынесло на свет,
чтоб занесли вас золотые вьюги
на весь остаток уходящих лет.
Я пью за тех, чей шаг всегда неровен,
Зато струной натянут каждый слог;
я пью за то, в чем я навек виновен,
и чем оправдан, может быть, дай Бог...